Будущая Ева [Ева будущего] - Огюст де Лиль-Адан

Прежде чем ответить, Эдисон поглядел на молодого англичанина, затем проговорил:

— Позвольте мне сохранить тайну Гадали хотя бы на некоторое время.

Лорд Эвальд ответил легким поклоном; затем с фатализмом человека, который, попав в мир чудес, решил ничему более не удивляться, он выпил шерри, поставил пустой бокал на круглый столик, отбросил погасшую сигару, взял новую из коробки, стоявшей на подносе Гадали, мирно прикурил по примеру Эдисона от одного из лучезарных цветков и опустился на легкий стул, выточенный из слоновой кости; молодой человек стал ждать, когда один — или другая — из хозяев подземелья соблаговолит хоть что-то разъяснить.

Но Гадали уже снова стояла у своего черного рояля, опершись на его крышку.

— Видите вы того лебедя? — снова заговорил Эдисон. — В нем таится голос самой Альбони. Во время одного концерта в Европе я записал на фонограф с помощью новых моих инструментов молитву из «Нормы», «Casta diva»[21], которую пела великая певица; запись была сделана без её ведома. Ах, как я сожалею, что меня не было на свете во времена Малибран!

Вибрирующие устройства этих псевдопернатых отрегулированы с точностью женевских хронометров. Они приводятся в движение током, который проходит по стеблям и ветвям искусственных растений.

При малых размерах эти механизмы обладают огромной мощью звука, особенно если усилить его посредством моего микрофона. Вон та райская птичка могла бы воспроизвести для вас полностью всего «Фауста» (я разумею оперу Берлиоза), включая оркестр, партии для хора, сольные партии, квартеты, куски, исполненные на бис, рукоплескания, крики и неразборчивые комментарии зрителей, причем воспроизвела бы все это так же осмысленно, как все певцы, голоса которых таятся в ее крохотном тельце. А чтобы все вместе прозвучало мощнее, достаточно прибегнуть к помощи моего микрофона, я уже говорил. Таким образом, если вы, например, оказались в гостиничном номере, вы можете лечь в постель, поместить птичку на столик, приложить к уху телефон и прослушать в одиночестве всю оперу, не разбудив соседей. Совокупность мощных звуков, достойная оперного зала, излетит для вас одного из этого розового клювика в подтверждение той истины, что слух человеческий — такая же иллюзия, как и все остальное.

Видите того колибри? Эта пташка может прочесть для вас шекспировского «Гамлета» от первой до последней строчки без всякой подсказки с интонациями лучших современных трагических актеров.

Из птичьего рода я одному только соловью оставил его голос, ибо, на мой взгляд, он — единственный в природе, кто имеет право петь; все прочие птицы, которых вы видите, — постоянные музыканты и актеры Гадали. Вы ведь понимаете, она живет в сотнях футов от поверхности земли, почти всегда одна, — разве не следовало мне доставить ей какие-то развлечения? Так что скажете вы о моем птичнике?

— Ваш позитивизм такого свойства, что по сравнению с ним меркнут все воображаемые чудеса из «Тысячи и одной ночи»! — воскликнул лорд Эвальд.

— Да, но ведь и Шехерезада у меня какова — само Электричество! — отвечал Эдисон. — ЭЛЕКТРИЧЕСТВО, милорд! Высший свет знать не знает, как двигается оно вперед — изо дня в день и гигантскими шагами. Подумайте только! В скором времени благодаря электричеству не будет больше ни самодержавных форм правления, ни пушек, ни мониторов, ни динамита, ни армий!

— Думаю, это всего лишь мечты! — пробормотал лорд Эвальд.

— Милорд, мечты отжили свой век! — отвечал негромко великий изобретатель.

Он немного помолчал в задумчивости, потом продолжал:

— А теперь, раз вы этого хотите, мы с вами приступим к тщательному изучению устройства этого нового существа с электрочеловеческой природой, этой, в сущности, ЕВЫ БУДУЩЕГО. По моему мнению, не пройдет и столетия, как сбудутся тайные желания рода человеческого — благодаря ей вкупе с ИСКУССТВЕННЫМ способом продолжения рода; по крайней мере так будет у народов, являющихся провозвестниками будущего. Оставим на время в стороне все вопросы, не имеющие касательства к этому. Любое отступление от темы должно развиваться по законам движения детской игрушки — обруча: кажется, что его посылают наудачу куда-то далеко-далеко, но в начальном толчке заложена сила, возвращающая обруч назад, к тому, кто его пустил. Вы согласны?

— Но перед тем, Эдисон, соблаговолите ответить на мой последний вопрос! — проговорил лорд Эвальд. — Мне кажется, вопрос этот сейчас представляет даже больший интерес, чем само устройство андреиды.

— Вот как! Даже в этом месте? И до начала эксперимента? — спросил удивленно Эдисон.

— Да.

— Что же это за вопрос? Не будем терять время попусту — его у нас мало.

Лорд Эвальд пристально поглядел на великого физика.

— Есть нечто для меня еще более загадочное, чем это единственное в своем роде существо, а именно причина, побудившая вас создать такое существо. Мне прежде всего хотелось бы узнать, каким образом пришла вам в голову эта удивительная мысль.

В ответ на эти слова, такие простые, после длительной паузы Эдисон отвечал:

— О, вы требуете, милорд, чтобы я открыл вам свой секрет, не так ли?

— Открыл же я вам свой единственно по вашей просьбе! — проговорил лорд Эвальд.

— Что ж, будь по-вашему! — воскликнул ученый. — Впрочем, это логично. Гадали вещественная не что иное, как воплощение Гадали духовной — той, которая предстала мне в мыслях. Когда вы ознакомитесь с раздумьями, плодом которых она явилась, вы постигнете ее суть лучше, чем при изучении глубинных тайн ее устройства, к изучению которых мы сейчас приступим. Дорогая мисс, — прибавил он, обернувшись к недвижной андреиде, — окажите милость, оставьте нас на некоторое время вдвоем: то, что я должен рассказать лорду Эвальду, не для слуха юной девицы.

Гадали безмолвно пошла прочь; она медленно удалялась в глубь подземелья, держа на серебряных пальцах свою райскую птицу.

— Сядьте на этот вот пуф, дорогой лорд, — продолжал физик, — история отнимет у нас минут двадцать, но она, на мой взгляд, действительно представляет интерес.

Молодой человек сел и оперся о порфировый стол.

— Итак, вот почему я создал Гадали! — проговорил Эдисон.

Книга четвертая

ТАЙНА

I

Мисс Эвелин Хейбл

Коли Диавол ухватил вас за волосок, молитесь, не то и голову оставите у него.

Он сосредоточенно помолчал.

— Был у меня когда-то в Луизиане, — начал он, — друг по имени Эдвард Андерсон, товарищ моих детских игр. Этот молодой человек обладал солидным здравомыслием, приятной внешностью и стойким сердцем. За какие-нибудь шесть лет он сумел избавиться от бедности, не поступившись достоинством. Я был шафером на веселой его свадьбе: он женился на той, кого давно любил.

Прошло два года. Дела его шли все лучше и лучше. В мире коммерции он пользовался уважением за уравновешенный и деятельный склад ума. Подобно мне, он увлекался изобретениями: занимаясь выделкою бумажных тканей, он открыл способ обработки полотнищ, оказавшийся на семнадцать с половиною процентов дешевле прежних. На этом он нажил состояние.

Упрочившееся положение, двое детей, истинная подруга жизни, храбрая и счастливая, — не правда ли, достойный малый завоевал себе счастье? Как-то вечером в Нью-Йорке, когда митинг по поводу победы в знаменитой Гражданской войне между Севером и Югом завершился громогласными «ура», двое из его соседей по столу предложили закончить празднество в театре.

Обыкновенно Андерсон, будучи образцовым супругом и человеком, начинающим трудовой день спозаранку, весьма редко и всегда без охоты задерживался с возвращением в свой home[22]. Но утром того дня между ним и миссис Андерсон пробежало легкое, совсем пустячное облачко: дело в том, что миссис Андерсон выразила желание, чтобы он не ходил на митинг, но не смогла объяснить, по какой причине. Соответственно, дабы выдержать «характер», а также из досады, Андерсон согласился пойти в театр. Когда любящая женщина просит вас, без определенной причины, не делать чего-либо, мужчина в истинном смысле слова должен принять ее просьбу всерьез, таково мое мнение.

Давали «Фауста» Шарля Гуно. В театре Андерсон, слегка ослепленный огнями и возбужденный музыкой, разомлел от своеобразного бессознательного блаженства, сопутствующего такому вечернему времяпрепровождению.

Побуждаемый репликами соседей по ложе, он устремил взгляд, блуждающий и мутный, на юную девицу, златокудрую и весьма миловидную, из числа балетных фигуранток. Поглядев на нее в лорнет, он снова стал слушать оперу.